Публікації
К комментарию Андрея Мирошниченко можно относиться по-разному. Бесспорно лишь то, что изменения неотвратимы, и
время, когда паблишинг в значительной степени перестанет быть "делом рук
человеческих" — не за горами, по-видимому. Давайте, однако, на время
перестанем обсуждать судьбы журналистов, которые остаются без работы, и
редакторов, которым придется бороться с «механическим пианино». Лучше займемся
поисками аналогов происходящего в истории.
Вот, например,
портрет. Было время, и заказы портретов кормили огромное число художников, так
как других способов увековечить себя не знал тогдашний «средний класс». Но
пришла фотография и увела к себе массовую клиентуру. Думаю, не я один еще помню
то время, когда в фотоателье обязательно приходили молодожены, а счастливые родители
приносили новорожденных. Записывались в очередь к модным фотографам. Гордились
клеймом известного бренда на обороте фотографии. И это время минуло, не найти
больше вывесок «Фотография», никто не вспоминает о специально оборудованных залах и деревянных камерах на
треногах, когда слышит это слово.
Совершенно аналогичную
трансформацию претерпела профессия театрального актера. Об этом я довольно
давно написал заметку «Один "сплошной миф"»,
и мы еще вернемся к этому примеру.
Еще один, уж совсем прозаический
пример — белошвейка. Вы ведь знаете это слово, правда? Но никогда не встречали
представительниц этой «специальности». Естественно. Не зря, значит, изобретали
швейную машинку ;)
Теперь повторюсь — в замечании
Андрея Мирошниченко нет ничего фантастического. Автоматизация производства
контента также естественна, как замена труда белошвейки. Но обратим внимание на
то, что во всех рассмотренных и большинстве нерассмотренных :) примеров исходная профессия не умерла. Она
просто «провернулась» по спирали в свое как бы исходное состояние в новом,
продвинутом качестве: не для всех, а лишь для некоторых, для ценителей, для
избранных. Портреты по-прежнему пишут и для королевы Великобритании, и для
нецарствующих особ. Правда, значительно реже, чем в годы, непосредственно
предшествовавшие торжеству портретного фото. Зато такая живопись стала относительно дороже
— их заказывают не всякому, кто умеет передать сходство, а лишь тем, кто стал
Мастером в своем жанре.
Кстати, фотопортрет
тоже не умер — просто стал редкостью, и его заказывают лишь у признанных
мастеров жанра. Это дорого, но те, кто может оценить отличия снимка мобильным
телефоном в зеркале и художественной фотографии, не жалеют денег.
Самый яркий из
примеров «неумирающего» — театральный актер. И вновь звезды театральной сцены
несопоставимы по масштабу с поденщиками подмостков провинциального репертуарного
театра (подробнее — в уже упомянутой заметке). Конечно, у театра не столько
зрителей, сколько их у сериалов, занявших нишу «репертуарного театра». Театр живет для театралов, для ценителей.
И даже у белья ручной
работы остаются ценители (обсуждать достоинства результатов труда сегодняшних «белошвеек»
не берусь — среди моих знакомых нет таких ценителей, что, тем не менее, не
исключает этот результат из общего списка).
Если распространить былой
опыт художников и белошвеек на производство контента, то можно предположить,
что на «ручное письмо» и «ручную музыку» тоже будет спрос. У ценителей. В
каком-то смысле это возвращение к ситуации, когда книги были рукописными, безумно
дорогими, а их читатели — единичными грамотеями. Массовый же спрос удовлетворит
массовое производство. Как обычно, оно будет машинное. Не спешите печалиться —
у этого процесса есть свои плюсы. Во-первых, такой переход всегда
сопровождается ростом потребления, то есть численность читающей публики, скорее
всего, возрастет (как росло, скажем, общее число портретов в эпоху расцвета
фотографии). И это хорошо, поскольку, несмотря ни на что, поднимает общий
уровень культуры.
Во-вторых, это будет способствовать дифференциации контента.
Ведь ни у кого нет сомнения, что детективы Донцовой вовсе не родня произведениям
Артура Конан Дойля. Однако, отличить массовую продукцию от художественной не
так просто для среднего читателя. С переходом к автоматической генерации
контента все станет очевиднее: ярлык машинного производства или handmade сразу позволит классифицировать продукт и задать
цену на него. Конечно, возможны попытки обмана. Но умение отличить бриллиант от
стразов Сваровски как раз и выявляет настоящего ценителя.
Параллельно возникает
вопрос защиты «авторских» прав на «машинную продукцию». Вопрос небанальный,
потому что, с одной стороны, до сих пор никому из защитников торговых марок не
приходило в голову бороться с повторением фасона подштанников или длины шнурков
для кроссовок (до тех пор, пока на них не пытались пристрочить лейбочку
известного бренда). С другой же стороны, всем известно, как агрессивно защищают
двоичный код, генерируемый компиляторами, производители ПО. Как, где и в какой
момент должна возникать/пропадать защита в эпоху машинного производства текста
и музыки решить непросто. Что ж: поживем — увидим.
