Мы привыкли смотреть на кризисы,
как на границы этапов, причинно-следственные агрегаты в процессе развития и
смены ОЭФ (общественно-экономических формаций). Но возможен и другой взгляд, по
крайней мере, на индустриальную и постиндустриальную ОЭФ. В рамках одной
формации развитие идет тоже немонотонно. Присмотримся…
Довольно хорошо известен старшему
поколению, тщательно изучавшему марксизм-ленинизм, тезис о переходе капитализма
к высшей и последней его стадии — империализму (см. например, «Империализм, как высшая стадия капитализма» где справедливо отмечены «новые» признаки: концентрация производства и изменения,
как в значимости, так и в механизмах
функционирования финансовой системы). Мы не будем, разумеется, обсуждать «загнивание»
капитализма, но заметим, что качественные перемены в развитии были отмечены
задолго до главного кризиса этой ОЭФ. Посмотрим на переход к «империалистическому
этапу» с сегодняшних позиций, с точки зрения перехода к постиндустриальной ОЭФ.
Что приводит к упомянутой выше «концентрации
производства» (термин взят в кавычки, поскольку он был выработан эмпирически)?
Приведем цитату из упомянутого выше источника, в котором собрана большая и
доказательная статистика: «концентрация производства гораздо сильнее, чем
концентрация рабочих, потому что труд в крупных заведениях гораздо
производительнее» (довольно большой раздел цитируемой работы посвящен доказательству
этого факта. Опустим доказательства, которые читатель легко найдет при
необходимости). Причиной упомянутого факта в марксизме принято считать рост производительности
труда, связанный с изобретением и использованием новых, индустриальных
технологий: двигателей, электроинструмента и т.д.
Упомянутая «причина» — рост
производительности труда — на самом деле не следствие изобретения паровой
машины и других двигателей (как это принято считать в марксизме), а следствие
бизнес-эффективности концентрации производства, позволяющей больше
инвестировать в развитие средств производства (очень важна тут и роль изменений
в финансовой системе, но ради компактности изложения этот аспект я опущу в
данной публикации). Если быть строгим, то пара производительность
труда/концентрация производства — диалектическое единство и попытка отделить курицу
от яйца непродуктивна. Но для нас такое «отделение» и не важно,— важно, что
быстрое развитие этой пары в определенный момент выталкивает ОЭФ в кризис, так
как все производство необходимых благ можно осуществить, не привлекая к этому
процессу значительную часть трудоспособного населения. Очень важно осознание
того, что в индустриальном обществе управление формированием «набора
необходимых благ» практически отсутствует (это прерогатива постиндустриального
общества). Другими словами, производство «всего необходимого» ДЛЯ ВСЕХ силами
ЧАСТИ трудоспособного населения заставляет общество либо допустить
неограниченный рост неравенства (когда «поглощение» избыточной рабочей силы
происходит неудержимым ростом роскоши немногих), либо содержать оставшуюся,
неработающую часть за счет казны (что, кстати, не есть изобретение ХХ века, как
принято считать — «закоренелые нищие» на содержании общины известны в Англии XVI века). Обратим также внимание читателя
на то, что Великая депрессия это вовсе не точка перехода к индустриальному
капитализму. Это, скорее, результат его расцвета!
Решение проблем, породивших
Великую депрессию, было, конечно, комплексным. Но для целей этой работы
необходимо выделить два важнейших фактора: ограничение продолжительности рабочей
недели (что позволило соответственно расширить занятость населения) и развитие
постиндустриальных тенденций, связанных с управлением формирования «необходимых
благ», то есть переходом от формации, основанной на экономическом принуждении к
формации, основанной на информационном принуждении. Этот переход позволяет,
во-первых, занять часть трудоспособного населения новыми формами труда (см. «Политэкономию постиндустриального общества»),
а во-вторых — сформировать множество новых «потребностей».
Развитие постиндустриального
уклада (сосуществующего с доминирующим в тот момент индустриальным укладом) отчетливо
проявлялось в росте затрат на маркетинг международных брендов (разумеется, не
все затраты, отнесенные к маркетингу, носят постиндустриальный характер, но
тенденция видна). К концу прошлого века в ряде развитых стран
постиндустриальный уклад становится доминирующим. Но структурный кризис вызывается
не этим фактом. Двигателем (но не движителем!) структурного кризиса 2008-201? годов стало взрывное развитие средств
коммуникаций (в первую очередь Интернета и социальных сетей). Благодаря коммуникационным
технологиям резко повысилась производительность «новых» форм постиндустриального
труда, о которых говорилось выше. Мы вновь сталкиваемся с ситуацией, когда в
производство благ вовлечено далеко не все трудоспособное население. Поскольку
кризис еще не разрешен, то выделять наиболее эффективные меры его преодоления
пока было бы преждевременным.
Задачей этой заметки не является
анализ «движителей» кризиса, к которым, вне сомнения, относятся некоторые финансовые
институты («движителем» Великой депрессии часто называют потребительский
кредит, а «движителем» сегодняшнего кризиса — некоторые деривативы). Тем не
менее, помнить о существовании институтов-движителей необходимо.
Еще одним вопросом, на который
автор не готов дать ответ, служит вопрос о глобальных кризисах феодальной ОЭФ.
В этом вопросе автору нужны консультации и дополнительные исследования. Но,
пользуясь неофициальным характером этой публикации, рискну высказать гипотезу:
не все феодальные ОЭФ пережили такой кризис, для некоторых он мог стать
финальной точкой, после которой произошел откат «в начало формации». В
частности, причиной такого «нерешения» может быть выбор в точке бифуркации, о
которой говорилось выше, неограниченного неравенства. Но это, всего лишь,
непроверенная гипотеза, нуждающаяся в подтверждении/опровержении историческими
примерами (в качестве первого примера приведу цитату из Дж. М. Тревельяна («История
Англии от Чосера до королевы Виктории»): «В царствование Генриха VIII некоторые
большие города, такие, как Лондон и Ипсвич, организовали в административном
порядке помощь своей бедноте. В конце царствования Елизаветы и при первых
Стюартах это сделалось обязанностью, предписанной государственным
законодательством и возложенной бдительным Тайным советом на членов местного
городского самоуправления; расходы оплачивались обязательным налогом в пользу
бедных»).